Евгений, наблюдавший за ним, угадал это. Он угадал и больше, что выразилось в его словах:

– Полковник Задерий вдруг вспомнил фильмы, которые он видел в детстве в кинотеатре, а потом по телевизору или в интернете, фильмы про ковбоев, когда они становились друг напротив друга, и все зависело от того, кто первый выхватит пистолет и кто окажется более метким. У него был на боку пистолет, поэтому рука машинально потянулась к кобуре, хотя ясно было, что майор выстрелит первым.

А Задерий вовсе не вспоминал никакие фильмы в это время, но, когда он услышал слова Евгения, ему показалось, что на самом деле вспоминал. Да и другим это показалось, включая Мовчана. И, что самое интересное, рука Задерия действительно потянулась к кобуре, хотя за секунду до этого он не помышлял об этом.

– Но-но! – сказал Мовчан. – Не надо!

А Евгений повествовал:

– Тут лейтенант, интеллигентный молодой человек, понял, что у него есть возможность проявить себя, показать ум и инициативу, смягчив ситуацию. Он вежливо сказал Мовчану: с оружием вас тем более не пустят, зачем вы обостряете?

Рядниченко остолбенело посмотрел на Евгения, потом на Задерия и сказал, будто оправдываясь:

– Я ничего такого не говорил! Но вообще-то, в самом деле, товарищ майор, с оружием тем более нельзя.

– Какой он тебе товарищ? – процедил полковник, не сводя глаз с дула автомата, а косвенным зрением наблюдая, как подтягиваются солдаты вверенного ему подразделения, привлеченные появлением российской полицейской машины. Их было уже так много, что Задерий осмелел и сказал довольно твердо:

– Майор, я сейчас дам команду и тебя положат. В одну секунду.

– За секунду не успеют. За пять-шесть – может быть. Это много, я сам успею твоих с десяток положить. А тебя первого.

Опять получался тупик.

Задерий поневоле глянул на Евгения, будто ждал подсказки.

И Евгений не замедлил ее выдать.

– Полковник понимал, что пустить нельзя, ему снимут за это голову в служебном смысле. Мало ли что отец, но ведь россиянин, да еще и полицейский! Никто даже слушать не будет оправданий, учитывая, что все сейчас играют в жесткую принципиальность, неподкупность и патриотизм, и слетят с погон полковничьи звезды!

Задерию не понравилась речь Евгения, он хотел возразить, но лейтенант вдруг осмелился и шепнул:

– Товарищ полковник, давайте дослушаем. Он в Грежине сто человек от пальбы спас.

Задерий промолчал, а Евгений развивал свои мысли:

– С другой стороны, у него у самого были дети, дочь и сын (полковник дернулся: у него были не дочь и сын, а две девочки – правда, вместо старшей дочери он хотел сына, но это не считается, однако сдержался, решил дослушать). Полковник представил себя на месте майора и подумал, что вел бы себя точно так же. И покрошил бы к чертовой матери всех, кто стоял на его пути. Казалось, выхода не было. Но он был. Попросить майора снять китель и в рубашке, на которой не было погон, без автомата пройти на место происшествия, побыть там и вернуться. По факту это будет означать, что проникновение на охраняемую территорию было сугубо гражданским, больше того, если кто-то из свидетелей, лейтенант или солдаты, доложат по начальству (тут и лейтенант, и солдаты отрицательно замотали головами, показывая, что они не собираются докладывать по начальству), то у полковника, – продолжал Евгений, – будет явный и неоспоримый аргумент: он разоружил майора, не допустил эскалации конфликта, сообразуясь со словами, – тут Евгений назвал фамилию одного из первых лиц украинского государства, недавно выступавшего по телевизору, – о том, что, если есть малейшая возможность избежать кровопролития, ее следует использовать.

Лейтенанту так понравились слова Евгения, что он даже улыбнулся.

Да и полковник просветлел.

– Твой корешок дело говорит, – сказал он Мовчану. – В самом деле, майор, это вариант. Сними китель, автомат оставь. Слово офицера: никто не двинется. Все слышали? – возвысил он голос.

Ему ответили по-военному, хоть и вразнобой:

– Так точно!

А чей-то юный, почти мальчишеский, голос крикнул запоздало и не по уставу:

– Само собой!

Мовчан, помедлив не больше секунды, скинул китель, положил его на капот, автомат отдал Евгению, сел на землю, стал стаскивать сапоги, которые на нем были.

– Сапоги-то зачем? – спросил полковник.

– У них вид военный.

А заодно почему-то снял и носки.

Потом встал и пошел через расступившихся солдат к проходу меж двух столбов, где не было колючей проволоки. Все смотрели, как он шел босыми ногами по колкой выжженной траве, поднимая облачка черной пыли, как подошел к сгоревшей машине, остановился, потом опустился на колени, уронив руки и склонив голову. Он оставался в таком положении довольно долго.

– Чего лупитесь? – спросил полковник.

Все отвернулись, чтобы оставить майора одного.

А над людьми и полем было жаркое летнее небо, в нем где-то, невидимый, насвистывал и чюрлюлюкал жаворонок, которого до этого не слышали, а сейчас вот услышали, и он словно понял, что наконец его слушают, и разошелся трелями, будто на концерте; многие из солдат были городскими, они подумали, что впервые по-настоящему слышат жаворонка, а еще подумали о том, как это странно: попасть на войну, чтобы услышать жаворонка.

Вернувшись, Мовчан подал руку Задерию, не глядя на него.

Тот пожал и сказал очень тихо, секретно, но с секретностью не военной, а человеческой:

– В Сычанск его отправили. Там при больнице морг есть.

– Спасибо, – так же тихо ответил Мовчан. – Ты не беспокойся, я сейчас в другую сторону отъеду, чтобы твои думали, что назад.

И он сел с Евгением в машину, и они поехали обратно к российской границе, скрылись за холмом, за лесополосой, после этого Мовчан, проехав пару километров вдоль границы, повернул и направился в глубь украинской территории. Евгений смотрел вперед безмятежно и любопытно, Мовчан подумал, что именно с этим человеком его задача, невыполнимая, если посмотреть на нее обычным взглядом и в обычное время, может оказаться осуществимой.

Сразу скажем о том, какими последствиями обернулось это для Задерия. О его попустительстве каким-то образом узнали, начали выведывать подробности у бывших с ним солдат и лейтенанта Рядниченко. Солдаты делали вид, что не понимают, о чем речь, Рядниченко отвечал уклончиво, спрашивающие почуяли слабину, чуть надавили, пообещали отправить на самую переднюю передовую и живописно нарисовали картину будущего горя матери, которая узнает о безвременной гибели сына. Рядниченко, жалея мать и себя, а еще тех девушек, которых не успел полюбить, во всем сознался. И с погон полковника сняли-таки по одной звезде с каждого погона, он оскорбился, подал в отставку, его назвали дезертиром, что Задерия обидело еще больше. Он не боялся войны и смерти, просто не любил несправедливости. И, чтобы доказать это, отправился к ополченцам, учитывая, что в тех краях жили его родственники по жене. Его охотно взяли, и уже через неделю он командовал большим соединением, а потом выдвинулся в верхушку командования, то есть это не однофамилец того Задерия, известного любителям и знатокам истории, который осуществил так называемый «рейд возмездия», о котором много писали и говорили в средствах массовой информации того времени, а именно тот самый Задерий и есть.

Глава 20

Риють нору, накопали гору

[28]

Год назад ко Льву Кошелю, живущему в украинском Грежине, приезжал племянник Олесь. Увидев, что дядя его, как и все прежние годы, ковыряется простым коммунальщиком, то зарывая, то отрывая трубы и чиня их, не дослужившись даже до бригадира, сказал ему с почтительной укоризной:

– Дядя Лева, так и будешь жуком навозным в земле копаться?

– А тебе чего? Платят зато, и работа всегда есть, что ни день – прорыв, обрыв, авария. И строят сейчас довольно много за счет бывшего кирпичного завода, в смысле – стройматериала дармового полно. Дома, офисы. А туда коммуникации надо, для нас это подработка. Не жалуюсь, короче, сам видишь – на столе все есть. Угощайся!