И он окончательно потерял интерес к Арине, утратил охоту тренироваться на ней, вспомнил зато, что не следует лезть переводчице не в свое дело. О чем прямо и сказал:

– Арина, спокойно, допрос я веду, что за самодеятельность? И не надо тут психозов, мы воюем с государством, а не с людьми, Аркадий… Иванович, – заглянул он в паспорт, который держал в руках, – является гражданским человеком и заслуживает человеческого обращения. Извините, что по-русски объясняю, но это не для протокола, а лично для вас.

– Ставите меня на место? – огрызнулась Арина. – На глазах врага меня унижаете?

– Да иди ты, дура, нашла тоже врага! – не выдержал Дима, забыв все свои задачи, а заодно даже преступив собственные установки быть всегда галантным с представительницами женского пола.

Арина сомкнула бледненькие губки, помолчала, а потом веско произнесла:

– Ваше «иди ты» – это что? Отстранение от работы в хамской форме или чисто эмоциональная нечистоплотность?

– Толкуй как хочешь, – не церемонился Дима. – Мои полномочия: задерживать, опрашивать и, если не вижу умысла против Украины, отпускать. Иначе у меня тут через час будет две сотни народа – и куда я их дену?

– Хорошо, – сказала Арина. – Надеюсь, вы понимаете, что я о вашем предательстве должна буду сообщить?

– Какое предательство, ты с какой печки упала, люба моя? Очнись!

– Это вы все никак не очнетесь! А очнетесь – поздно будет! И я не люба ваша, уж точно никогда ею не буду!

– Ох, ё, а я так надеялся!

Это было прямое оскорбление. Арина выпрямилась и подняла голову – для того, чтобы слезы, если непрошено появятся, не скатились и не капнули, удержались бы в глазах, остановленные запрудами нижних век. Но она выдержала, глаза лишь увлажнились, для слез не набралось достаточно влаги.

Аркадий решил воспользоваться моментом.

– Вы извините, я пойду? – спросил он у Тюрина, протягивая руку за паспортом.

В это время зазвонил его телефон.

Это звонила Нина. Она хотела узнать, придет ли Аркадий к обеду и чего он больше хочет – борща или окрошки? Нина и раньше позванивала мужу обычным супружеским образом, а в последние дни делала это чаще – как бы в благодарность за ласковые ночи, которых у них было несколько подряд; Нина после этого с удовольствием отмечала, глядясь в зеркало, легкую голубоватую синеву у себя под глазами, а губы сами собой изгибались в горделивой улыбке.

Аркадий достал телефон, но тут Тюрин сказал:

– Извините! – и выхватил трубку.

Это был импульс контрразведчика. И это было действие в ответ на угрозы Арины. Ведь не задержится за этой дурочкой, настучит, будут неприятности. Дима и без того уже думал, как выкрутиться, поняв, что хватил лишку, звонок очень его выручил.

– Вы с ума сошли? – возмутился Аркадий и вскочил. – Это личный звонок!

– Все у вас личное, я смотрю, – ответил Тюрин и тоже встал, отошел от стола. – А на самом деле, может, вам инструкции передать хотят?

И включил телефон для ответа, но ничего не сказал, ждал, приложив трубку к уху.

– Аркань, ты к обеду придешь? – спросил женский голос. – Чего хочешь, борща или окрошки?

– С кем говорю? – спросил Дима.

– А вы кто? – удивилась Нина.

– Отдай телефон! – крикнул Аркадий громко, чтобы Нина его услышала.

– Аркадий, ты где, кто это? – закричала и Нина. – Я его жена, отдайте ему телефон!

– Ваш муж задержан за незаконный переход границы, – сообщил Тюрин. – Вы можете помочь, если скажете, зачем он проник на территорию Украины. А то он тут врет, что к любимой женщине пришел, которая тоже замужем. А у самого жена, оказывается.

– Какая еще любимая женщина?

– Ерунда! – закричал Аркадий во всю мочь. – Нина, не верь, это я им для отмазки сочинил! Отдай телефон, говорят!

Он ринулся на Тюрина в обход стола, но забыл про Арину – и зря. Та сбоку напала, схватила Аркадия за руку и таким сильным, таким точным движением заломила ее, что Аркадий рухнул на колени и ударился лбом об пол. Арина заводила руку все дальше, одновременно коленом упершись в спину Аркадия.

– Больно, дура! – застонал Аркадий, чувствуя, как выламывается плечевой сустав.

– Что там происходит? – кричала Нина.

– Разберемся, сообщим, – ответил ей Дима и отключил телефон.

Теперь другого пути не было, придется Аркадия арестовывать. Хотя бы уже за факт нападения на пограничника.

Но какая Арина молодец! Да, овчарка войны, но при этом надежный товарищ. И как ловко она скрутила здоровенного мужика! Молодец, девчонка! И, кстати, овчарка не ругательство, овчарки – самые умные из собак, если кто не знает. И самые верные.

Дима выставил большой палец, показывая его Арине, она улыбнулась. Только что они чуть было не стали совсем чужими, а теперь опять свои, это хорошо и правильно.

Теперь не настучит, подумал Тюрин.

Да и Арине было приятно, что отпала необходимость докладывать по начальству – не любила она этого, хотя и приходилась. Не по злости натуры, а из принципа.

Вагончик, в котором они находились, имел глухой отсек с дверью. Когда-то там строители хранили инструменты, а пограничники использовали для кратковременного отдыха, смастерив нары и положив матрас. Вот туда Дима и Арина поместили Аркадия. Долго искали замок, не нашли, отыскался только кусок толстой проволоки, которым Дима замотал проушины.

– Вы мне плечо вывихнули! – сердито говорил Аркадий, стараясь сохранять достоинство, не съезжать на жалобный тон. – И дайте жене позвонить, хоть объясню, где я.

– О жене вспомнил, надо же! К любовнице бежал, о жене не думал! – сказала Арина насмешливо, но слышалась в этой насмешке и горечь будущей женщины, которой, возможно, тоже изменит муж, вот Арина и злилась заранее на него.

– Он сказал, что сочинил это, – уточнил Тюрин.

– Кацапу врать, что лыки драть, – ответила Арина. – Разберемся, что он сочинил, а что нет!

Тюрин хотел напомнить, кто именно должен разобраться, но промолчал.

А Нина была вне себя: одновременно и злилась на Аркадия, и ревновала, и переживала за него. Хотела позвонить отцу – тот, человек авторитетный, не раз имел дело с пограничниками, выручая задержанных людей и арестованные товары, но представила, как он будет злорадствовать, даже если не покажет этого, и передумала. Не любит отец Аркадия, считает не дельным, не оборотистым, профессию его журналистскую расценивает как несерьезную, посмеивается, когда Аркадий начинает отстаивать принципы и горячиться. Но что делать? Самой ехать туда? А почему и нет?

Нина торопливо оделась – не ярко, но эффектно: пограничники ведь мужчины, и мужчины при этом молодые, позвала Владика, они сели в ее машину, она отвезла Владика к матери и, сказав, что надо срочно по делам, поехала к границе. Там вышла, увидела, что творится, и поняла, что в Грежин придется пробираться в объезд.

Проезжая мимо кафе «Летнее», увидела выходящего Евгения. Видимо, он там обедал. Выходил не один, беседовал с двумя мужчинами.

Это были памятные нам высокий и от природы атлетичный Петр Опцев и сорокалетний Митя Чалый, телосложением и выражением лица похожий на подростка. Они уважительно слушали Евгения, который им что-то объяснял. Нина остановилась, открыла дверцу:

– Евгений, поехали со мной!

– По ее голосу Евгений понял, что что-то случилось, – сказал Евгений.

– Случилось, – подтвердила Нина. – Потому и зову, что ты догадливый!

– Может, возьмем моих дружинников? – предложил Евгений.

Нина оглядела линялую футболку и мятые штаны Опцева, шорты и босоножки с высовывающимися грязными пальцами Чалого и сказала:

– Не тот случай, лишнего народа нам не надо.

– А напрасно! – широко улыбнулся Опцев симпатичной женщине, как бы на что-то намекая.

– В другой раз, – сухо ответила Нина.

Евгений сел, машина отъехала, Опцев проводил ее ироничным взглядом и сказал другу:

– Они все такие, пока в моих руках не побывают.

– А потом от счастья скачут? – подыграл Чалый.